Новости

Специальность «фортепиано»

Концертную программу второго тура можно назвать «произвольной» - по аналогии с состязаниями по фигурному катанию. Если на первом туре жанры, формы и сама композиция выступления строго регламентированы – полифония, крупная форма, три этюда и пьеса, то во втором участникам предоставлена бОльшая свобода в выборе сочинений. Репертуарный диапазон необъятен; собственно, ограничений всего два: выступление должно длиться не менее 50 и не более 60 минут и включать одно или несколько сочинений русских композиторов, от Балакирева – до Шостаковича и Щедрина.

К слову, в 70-80-х годах на втором туре конкурса обязательно играли современную полифонию. Это могли быть прелюдии и фуги Щедрина, но чаще играли прелюдии и фуги Шостаковича.

Нынешние конкурсанты сосредоточились, в основном, на романтическом репертуаре: Брамс, Шуман, Лист. И в качестве последнего извода романтизма в ХХ веке – Рахманинов и Скрябин.

Многое можно сказать о характере дарования  музыканта, глядя на список избранных сочинений. Например, Андрей Гугнин выбрал для конкурсной презентации сразу две полновесных сонаты, Ань Тянсю,  наоборот, обошелся вовсе без сонаты, зато сыграл два  циклопических вариационных цикла. А Филипп Копачевский предпочел сонатному циклу – сюиту и цикл фортепианных миниатюр.

Сочинений, полностью принадлежащих ХХ веку, мы услышали крайне мало. Трое из семи выступавших – Дмитрий Шишкин, Ань Тянсю и Алексей Мельников - выбрали  «Четыре этюда» Прокофьева ор.2, начиная с которых Сергей Сергеевич  заговорил «своим голосом»,  колючим, диссонансным языком– языком русского футуризма и «нового варварства», яростно отрицающим ценности и стилистику уходящей постромантической эпохи.

Каждый участник, выходя на ристалище – широкую сцену Большого зала консерватории – ясно представлял, что поставлено на карту: от успеха исполнения, от того, насколько точно, убедительно и ярко они отыграют программу, зависела их будущность и пианистическая карьера. Стать финалистом конкурса Чайковского не только почетно: это открывает фантастические перспективы. Каждый, кто прошел на третий тур конкурса Чайковского, становится объектом внимания ведущих концертных агентств. К тому же, переживать такие стрессы, и не получить бонуса, в виде звания лауреата, безумно обидно.

Поэтому лица пианистов, дожидавшихся у дверей, ведущих на сцену, выражали суровую решимость: сейчас или никогда! Действительно, нигде мобилизация всех физических и психических ресурсов организма не бывает столь зримой и осязаемой, как в ситуации конкурса. Программы второго тура требовали от каждого исполнителя незаурядной выносливости и концентрации. А иначе никак не сыграть такие циклопические опусы, как си-минорная Соната Листа, или его же Соната-Фантазия «По прочтению Данте».

В Москве стоит несусветная жара, а большинство пианистов выступает в пиджаках и смокингах – и это еще одно, дополнительное обстоятельство, усложняющее задачу. Словом, конкурсный марафон в Большом зале консерватории вполне сравним с бегом на длинную дистанцию, причем в условиях пустыни и с тяжелым рюкзаком за спиной.

В первый день второго тура все выступили достойно: кто-то сыграл ярче, кто-то более блекло,  но откровенных провалов не случилось.

Константин Емельянов – романтического облика юноша с поэтической душой - окружен обожанием женской части зала, как облаком. Такое случается практически на каждом конкурсе: дамы выбирают кумира и остаются ему верны до конца состязания. На прошлом конкурсе таким фаворитом стал Люка Дебарг. На этом, похоже,  Емельянов.

Емельянов относится к довольно редкому типу пианистов, которые могут управлять самим веществом звука, градуируя его множеством тембровых оттенков. Обостренная чувствительность делает их особенно восприимчивыми к лирическим токам музыкального произведения. Но Емельянов во втором туре, что называется, «сломал шаблон», сыграв атональную, резкую и диссонансную Сонату ми-бемоль мажор Сэмюела Барбера, частично написанную в двенадцатитоновой технике, частично – в так называемой «расширенной тональности». Четырехчастная Соната завершается пальцеломной фугой: в структуре скерцозной, угловатых очертаний теме фуги уже заложен прием ракохода.

Однако Емельянов начал выступление не с Барбера, а с «Элегической песни» Чайковского ор. 72; пьеса была написана примерно в то же время, что и трагичнейшая Шестая симфония, Скерцо из которой Емельянов сыграл вторым номером программы. Переложение Фейнберга сделало из Dance macabre – стремительного, триумфального пролета над миром Смерти, воплощенной в маршевой теме вселенского Зла –  блестящую виртуозную концертную пьесу; именно так и сыграл переложение Емельянов.

Зато потом взял реванш в сложнейших «Вариациях на тему Корелли» Рахманинова, эта музыка оказалась соразмерна поэтической природе дарования пианиста.

Брутальная манера игры Дмитрия Шишкина подошла для исполнения «Четырех этюдов» Прокофьева. Но остальные опусы в его программе, так или иначе тяготели к лирике и элегичности: Три мазурки ор.59, «Канцона-Серенада» Метнера и Вторая соната Рахманинова си-бемоль минор. Мазурки были сыграны светлым звончатым звуком, но все равно получилось строго и аскетично. В Метнере зыбкая, неярко бликующая фактура расслаивалась на отдельные голоса, обретая несвойственную Метнеру графичность. СонатаСоната Рахманинова была сыграна перфектно, но искреннего душевного отклика не вызвало.

Ань Тянсю вступал с полным осознанием высокой миссии: он представлял на конкурсе великую культуру Китая. Был серьезен, собран, деловит и дисциплинирован. Для выступления выбрал два гигантских вариационных цикла: «Вариации на тему Шопена» Рахманинова, ор.22 и «Вариации на тему Паганини» Брамса, ор 35, дополнив выступление все теми же «Четырьмя этюдами» Прокофьева. У Тянсю – железные пальцы и железная выдержка: он сыграл оба цикла очень технично, но не слишком выразительно.

Четвертый конкурсант - опытный Андрей Гугнин – эффектно начал Седьмую сонату Прокофьева, мудро, неспешно провел медленную часть и в меру погрохотал в моторном, напористом финале. Затем звонко и бойко исполнил рахманиновскую транскрипцию Партиты Баха для скрипки соло №3. И завершил выступление  исполнением Сонаты Шопена си-минор: нервно и норовисто.

Вечернее прослушивание началось с выступления Александра Гаджиева, ученика профессора Гилилова в Зальцбургском Моцартеуме. Программа внушала уважение:  в ней значились масштабная, очень непростая по форме Фантазия-соната Листа «По прочтении Данте», россыпь пьес Скрябина – этюды, прелюдии, поэма, и Шестая соната Прокофьева.

Лист прозвучал убедительно и даже захватывающе. Зловещие октавные фанфары и сумрачные, ползучие аккорды вступления рисовали устрашающие видения адских врат: звукообраз был найден точно, и действовал на воображение моментально. Адские вихри сменялись эпизодами изумительной красоты, связанными с образом Франчески – и все это великолепие красок и разнообразных фактур пианист преподнес залу в квазиромантической приподнятой манере. И тут же переключился на хрупкие, истаивающие созвучия скрябинских пьес: интимная, тихая интонация, утонченная  фразировка.

Шестая соната Прокофьева прозвучала в совершенно ином стиле: эффектно, броско. Чувствовалось, пианист знает цену контрастам и умело оперирует резкими перепадами звучности. Агрессивная тема главной партии  первой части, шутливое скерцо второй, мечтательная медленная часть  - финал выступления оказался столь же внушителен, как и начало.

Алексей Мельников замахнулся на сонату Листа си-минор, которая предъявляет  к исполнителю требования настолько завышенные, что сыграть ее адекватно может только виртуоз высочайшего класса.   Однако сложности в сонате не только технические, но и, главным образом, интерпретационные. Лист предается в сонате углубленной рефлексии на важные философские темы: не случайно сонату называют «фаустианской». Так что для понимания этой музыки нужна определенная зрелость души и ума. Мельников справился с нотным текстом, но не очень справился с содержанием. Продолжили выступление  семь прелюдий Скрябина ор.11, которые пианист трактовал совершенно в стиле Шопена. ( хотя  сам Скрябин  раннего периода,  не скрываясь, ориентировался на Шопена и писал в тех же жанрах, все-таки авторское, «скрябинское» начало  уже  явственно проглядывает в опусе 11). Завершили программу  «Четыре этюда» Прокофьева, с которыми публика уже успела сродниться.

Опытный Филипп Копачевский подошел к строительству программы вдумчиво, составив ее, практически, из репертуарных хитов, среди которых не нашлось места ни одной сонате. Знаменитый «Карнавал» Шумана пролетел на едином дыхании: выпуклые образы, сочный объемный звук. Богатырский размах  – в «Преамбуле», тяжкая поступь каменных «Сфинксов», воздушное порхание «Бабочек», тяжеловесно- победительный марш «Давидсбюндлеров» и  застенчивое «Признание»: «Карнавал» был сыгран эффектно, картинно, без заметных помарок.

Таинственные созвучия поэмы Скрябина «К пламени» - зовы инобытия, метафизического Универсума, куда всю жизнь стремился Скрябин – вводили в сумеречный мир. И  снова – резкое стилевое переключение: четыре пьесы из сюиты Грига «Пер Гюнт». Светлые акварельные переливы «Утра»  сменил трагический пафос «Смерти Озе», пролетел грациозный «Танец Анитры», украшенный щеголеватыми мелизмами, и грандиозный, неимоверно ускоряющийся шабаш «В пещере горного короля». Драматургически выстроенное, продуманное до мельчайших деталей выступление в самом выгодном свете представило достоинства пианиста и произвело впечатление на публику.

Юлия Назарова

Специальность «скрипка»

Итак, – конкурс в разгаре. В Малом зале консерватории стартовал Второй тур, а это значит, что каждый участник будет демонстрировать свои лучшие исполнительские качества. Не за горами финал и борьба началась самая острая. Находясь в зале, понимаешь, как трудно приходится членам жюри. Уровень конкурса скрипачей настолько высок, что невольно задаешься вопросом – как можно оценить и «расставить по местам» такое количество очень разных, ярких, состоявшихся артистов?..

Четвертый конкурсный день был подобен концерту в шести отделениях, где каждый участник предлагал членам жюри и слушателям собственный взгляд на известные произведения, индивидуальный исполнительский стиль и вкус. На сцене Малого зала консерватории выступили шестеро участников из четырех стран: Япония, Бельгия, США и Россия. Среди них: Китагава Чиса, Равиль Ислямов, Канагава Маюми, Марк Бушков, Айлен Притчин и Анна Савкина.  

День был невероятно разнообразным в репертуарном плане. Лидерство здесь захватили камерные сонаты и виртуозные сочинения. Кроме них – традиционных для Второго тура пунктов программы – на сцене Малого зала прозвучала музыка русских и советских композиторов: П. Чайковского, С. Прокофьева, И. Стравинского, М. Вайнберга, а также сочинения Ф. Крейслера, М. Равеля, К. Шимановского.

Острота борьбы во многом усилилась выбором одних и тех же произведений. К примеру, «Меланхолическая серенада» П. Чайковского прозвучала четыре раза, в исполнении Равиля Ислямова, Марка Бушкова, Айлена Притчина и Анны Савкиной. Кроме того, в четвертый день на конкурсе скрипачей состоялись четыре интерпретаторских «дуэли».

В стилистических тонкостях исполнения Сонаты для скрипки и фортепиано К. Дебюсси соперничали Китагава Чиса и Айлен Притчин. Два варианта Этюда № 6 «Последняя роза лета» Г. Эрнста на суд жюри представили Канагава Маюми и Марк Бушков. В характере интерпретаций Фантазии на темы из оперы Ж. Бизе «Кармен» Ф. Ваксмана соревновались Айлен Притчин и Равиль Ислямов. И, наконец – Марк Бушков и Канагава Маюми сразились за лучшее исполнение Сонаты для скрипки и фортепиано С. Франка.

По итогам четвертого конкурсного дня выявилась характерная особенность состязания скрипачей – его бросающийся в глаза универсализм. Мало того, что обязательная конкурсная программа «тестирует» участников на владение основными исполнительскими стилями, так еще и сами скрипачи выбирают для своих выступлений произведения, демонстрирующие широкую стилистическую палитру: классический, романтический стили, виртуозная миниатюра, современные сочинения и т. д.

Скрипачи сегодня умеют все. Почти по Некрасову: коня на скаку остановят и в горящую избу войдут. К тому же, не будем забывать и о Третьем туре, где к списку обязательных произведений добавятся концерты Моцарта и Чайковского. Таким образом, очевидно, что удача потребуется не только участникам конкурса, которые выступили сегодня и будут играть завтра, но также членам жюри: определить финалистов им будет очень непросто.

22 июня, на сцене Малого зала выступит вторая шестерка скрипачей: Леонид Железный, Альбрехт Мензель, Лара Бошкор, Милан Аль-Ашаб, Ким Донхен и Сергей Догадин. В 23.30 будут оглашены результаты Второго тура конкурса скрипачей.

Ирина Лежнева

Специальность «виолончель»

Как выбрать среди музыкантов, которые почти безупречно владеют техникой игры на виолончели, лучших? Какие параметры отбора у жюри?  С началом второго тура конкурса, который начался сегодня у виолончелистов, этот вопрос возникал 6 раз, после прослушивания каждого из участников, которые сегодня играли в Малом зале Петербургской филармонии: Сенья Руммукайнен (Финляндия), Чен Ибай (Китай), Сантьяго Каньон-Валенсиа (Колумбия), Анастасия Кобекина (Россия), Иван Сендецкий (Россия), Харума Сато (Япония).

Я задала этот вопрос нескольким членам жюри.

Миша Майский:

- Быть объективным в музыке и искусстве вообще невозможно. Я лично пытаюсь понять индивидуальность, личность исполнителя. Не столько его техническое мастерство... Потому что все они замечательно играют на инструменте - волосы дыбом встают, как они играют! Для меня важна личность исполнителя, потому что в конечном итоге это то, что остаётся на многие годы.

Марио Брунелло:

– Первое и самое главное – это музыкальность, насколько ясно музыкант доносит то, что он хочет сказать, потом талант и все остальное..

Карине Георгиан:

Уровень очень высокий. И есть исключительные таланты. Нам повезло. Бывает, человек раскрывается на первом, бывает на втором. Поэтому существует несколько туров.  Смотрим как он технически оснащен, насколько он собой владеет. Насколько убедительно и внутренне стильно преподносит то, что играет.  Самое сложное – найти для себя правду и насколько возможно  быть объективным.

 Убедительны и выразительны были все шесть участников. Видимо, все они склонны к серьезным драматическим произведениям, потому что из сочинения по выбору четверо играли сонату Д. Шостаковича, ор.40 , в том числе самый юный участник конкурса 17-летний Чен Ибай из Китая, Сенья Руммукайнен, Сантьяго Каньон–Валенсия и Иван Сендецкий. Японский виолончелист Харума Сато исполнил сонату А. Шнитке, сумев выстроить систему координат, заданную композитором – от адской бездны, на краю которой обрывается инфернальная скачка первой половины произведения, до небесных высот, куда стремится и почти достигает бегущая бездны душа.

Из обязательных сонат прозвучали Первая и Четвертая сонаты Л. ван Бетховена, Первая соната Б. Мартину и красивейшая «Арпеджионе» Ф. Шуберта. Отдельными виртуозными пьесами, требуемыми условиями второго тура стали вариации на тему Россини Б. Мартину, Танец Эльфов Д. Поппера, Цыганские напевы П. Сарасате и вариации на тему Паганини Г. Боттермунда/Я.Штаркера. Анастасия Кобекина включила в программу еще одну виртуозную пьесу – сочинение своего отца, известного композитора Владимира Кобекина «Корабль дураков» для виолончели соло, в которой автор  сталкивает образы сатирической поэмы Себастьяна Бранта (1494) и одноименной знаменитой картины Иеронима Босха: морской стихии и шутовской пляски.

Публика сегодня чувствовала себя более свободно, как на концерте, не стеснялась горячо аплодировать, вызывая не раз на поклоны и крича «браво». Почти у каждого выступающего в зале были свои «фан-группы», все-таки полуфинал! – после выступления Сантьяго Каньон-Валенсии помимо криков «браво», подняли колумбийский флаг,  японская и китайская делегации, включая участников, которые не прошли на второй тур, болели за Харума Сато и Чен Ибая, друзья приехали из соседней Финляндии слушать Сенью Руммукайнен. Поскольку Иван Сендецкий – петербуржец, в зале конечно же были его близкие и друзья. А Анастасии Кобекиной даже преподнесли букет.

Наталья Кожевникова

Специальность «сольное пение»

Первый тур вокалистов завершился. В последний день на сцену вышло еще несколько важных игроков. В первой половине выступили долгожданные монголы, от которых уже традиционно ждешь фурора. Напомним, что обладателем Гран-при Пятнадцатого конкурса Чайковского стал баритон Ариунбаатар Ганбаатар – эти два сложных имени собственных помнятся с тех пор наизусть. В последний день прозвучали экстравагантные монгольские имена баса Бат-Эрдэнэ Доржцэдэна, баритона Анхбаяра Энхболда и баритона Жавхлантугса Буюндалая. Так получилось, что они выступали друг за другом. В сложном камерном зале, в жаркую погоду в связи с постоянным перепадом температур певцам пришлось очень непросто, особенно мужчинам, выступающим во фраках, состоящим, как известно, из нескольких слоев, включая широкий атласный пояс. Бас Бан-Эрдэнэ начал с арии Зарасто «Дурного чувства мщения» из «Волшебной флейты», щедро одарив слушателей настоящей густой басовой краской. Советы моцартовского мудреца он транслировал публике XXI со всей обстоятельностью. Эта ария впервые прозвучала на конкурсе и неудивительно, поскольку требует крепкого басового регистра с финальной точкой в виде жизнеутверждающей тоники. В арии короля Филиппа из «Дон Карлоса» Верди он показал свою верность великой оперной традиции, стремление соответствовать итальянской породе. В романсе «Примирение» Чайковского очень пригодился флегматичный, сдержанный темперамент Бат-Эрдэнэ, его неспешность для передачи эмоций печали. Баритон Анхбаяр Энхболд вырос с тех пор, как его довелось услышать на предыдущем конкурсе Чайковского. Он второй баритон на конкурсе, исполнивший арию Гульельмо из «Так поступают все» Моцарта. Его выступление шло по крещендо. Романс «Отчего я люблю тебя, светлая ночь» Петра Ильича прозвучал с интенсивным чувством. Кульминацией конкурсного выступления Анхбаяра стала каватина Алеко из одноименной оперы Рахманинова. Баритон Жавхлантугс Буюндалай впервые представил на этом конкурсе сложную в разных аспектах – как в музыкальных, так и в языковых, эмоциональных, драматургических – знаменитую арию князя Игоря «Ни сна, ни отдыха» из оперы А. Бородина, где певцу пришлось непросто, но он с ней справился. Арию Альмавивы, которая стала главной моцартовской арией у баритонов, а потому судиться она будет крайне строго, он начал суетливо и в целом потерял немало итальянских согласных в силу иной природы родного языка. Монгольский бас Амарболд Цэнд-Аюуш мгновенно заполнил пространство камерного зала зычным, натуральным басом. Но в каждом из трех сочинений программы обнаруживались неряшливости, касавшиеся как артикуляции, правильного произношения, так и невыровненностей регистров. Он начал с «Благословляю вас, леса» Чайковского – романса, который также дал жюри в этот раз сравнивать исполнителей в этой мужской номинации. Следом неспешно проследовала ария Зорастро O Isis und Osiris из «Волшебной флейты», которую так украсили фирменные басовые ноты – предмет беспокойства для многих слабых басов, но в данном случае это были лучшие ноты. Ария Фиеско из «Симона Бокканегры» Верди, впервые исполненная на этом конкурсе, не могла не заинтересовать Ферруччо Фурланетто, который через несколько дней выступит в этой партии на сцене Мариинского театра. Бас Монголкхуу Бьямбажав очень строго исполнил глориозную Groβer Herr, o starker König из «Рождественской оратории» Баха, аристократично – «Нет, только тот, кто знал» Чайковского и по-монгольски страстно – каватину Алеко «Весь табор спит». Сопрано Эрика Байкофф, представляющая США, предложила жюри свое лирико-колоратурное сопрано, которому интересны барочные практики, аутентичный Моцарт, что стало понятно после ее арии Клеопатры Da tempesta из «Юлия Цезаря в Египте» Генделя. Камерный репертуар в виде «Колыбельной» Чайковского тоже оказался очень подходящим такому типу голоса. В исполнении Эрики стильно выглядели каватины и рондо Антониды из «Жизни за царя» Глинки – еще один дебют номера на этом конкурсе. Баритон Константин Сучков, который хорошо знаком по участию в разных конкурсах, в том числе конкурсу Георга Отса, где он стал лауреатом, предложил очень динамичную, страстную, остро сангвиническую интерпретацию вышеупомянутой арии Альмавивы, продолжив каватиной Валентина из «Фауста» Гуно, исполненной несколько нервно, взвинченно, на взводе, завершив свой конкурсный выход романсом «Ночи безумные» Чайковского. Корейский баритон Джонхён Ким еще раз доказал, как важно для этой нации, жадно влюбленной в оперу, следовать традиции правильного пения, в благородной белькантовой манере исполнив впервые на конкурсе арию графа ди Луна из «Трубадура», в которой герой мечтает о прекрасной Леоноре. Ария графа Альмавивы стала еще одной интерпретаторской версией этой музыки Моцарта. Изящнейшая Сюзанна в арии Deh vieni non tardar из финала «Свадьбы Фигаро» получилась у кореянки Хаёнг Ра в стильной, почти аутентичной легкой вибратной манере. А вот романс «День ли царит» Чайковского она выбрала зря, ибо оказался великоват по размаху эмоций. В арии Маргариты «с драгоценностями» она очень уверенно брала блестящие верха. Баритон Петр Соколов исполнил каватину Валентина из «Фауста» Гуно в совершенно другом – спокойном, благородном ключе, но свой темперамент он приберег для уже очень хорошо знакомой арии Альмавивы, где разыгрался не на шутку. Очень прочувствованно спел он романс «На нивы желтые» Чайковского. Сопрано Ирина Шабалова стабильно провела все три номера – и арию Графини Dove sono, и Норину из «Дон Паскуале» Доницетти, и романс «Я ли в поле да не травушка была» Чайковского. При всем артистизме подачи было слышно, что немного большей опоры звука на дыхание певице бы не помешало для улучшения округлости, полетности и свободы звуковедения. Интересным выдалось завершение первого тура, где появились очень яркие игроки, претендующие на многое. Сначала выступил тенор Мигран Агаджанян, за плечами которого не только конкурс молодых оперных певцов Елены Образцовой много лет назад, где он пел еще баритоном, но и недавняя «Опералия» Пласидо Доминго. Все три номера программы прозвучали в его исполнении на зависть стабильно и стилистически точно. Сложнейшая ария Идоменея из одноименной оперы Моцарта напомнила интерпретации этой партии Доминго и Паваротти, и очень захотелось услышать в исполнении Миграна эту партию в Мариинском театре. Глубоким чувством был наполнен романс «Ночи безумные» Чайковского. Ария Макдуфа в его исполнении стала серьезным конкурентом этой же арии в исполнении Александра Михайлова, коллеги Миграна по Мариинскому театру. Но хороших теноров много не бывает. Под занавес выступил 28-летний корейский баритон Санкю Чой. Ария из «Рождественской оратории» Баха стала не только очень удачным первым номером программы, но и удачной интерпретацией музыки Баха. Звуковой и стилистический баланс позволил прозвучать этому шедевру в манере, близкой и барочной, и вполне традиционной. Романс «Нет, только тот кто знал» Чайковского заставил расплакаться самого баритона, и эти слезы в очередной раз подтвердили насколько эмоциональны корейцы в интерпретациях шедевров. Ярким получилось выступление и единственной 24-летней сопрано из Ирана Сейдехфоруз Разавиасвали с очень нетипичной программой, составленной из арии донны Эльвиры Mi tradi из «Дон Жуана» Моцарта, арии Елены из «Иерусалима» Верди и романса «Ночи безумные». Завершала первый тур вокалистов Ангелина Ахмедова под номером 60, еще одна стипендиатка программы Аткинс, как и ее коллега Анна Мурадян под номером 1. В ее выступлении трудно было не заметить крепкой выучки не только вокальной, но и манер держаться на сцене. Ангелина представила не только концертную арию Моцарта, романс «Скажи, о чем в тени ветвей», но и арию Сервилии «Цветы мои» из одноименной оперы Римского-Корсакова, которую она недавно исполняла на фестивале Римского-Корсакова в Мариинском театре.

Владимир Дудин

Специальность «деревянные духовые инструменты»

В час ночи уже наступившего 22 июня в концертном зале «Репино» были объявлены итоги Первого тура конкурса Чайковского по специальности «Деревянные духовые инструменты». Из 48 участников, ставших пионерами в новой дисциплине, взыскательное жюри отобрало 17 человек (вместо положенных по регламенту шестнадцати). Уровень конкурсантов, действительно оказался столь высок, что определиться было очень непросто. Дальнейшие состязания продолжат: Аллессандро Беверари (кларнет), Джойди Бланко (флейта), Никита Ваганов (кларнет), Юри Валлентин (гобой), Софья Виланд (флейта), Матвей Демин (флейта), Лола Дискур (фагот), Раффаэль Джаннотти (фагот), Ливия Дулеба (флейта), Сергей Елецкий (кларнет), Август Финкас Йенсен (кларнет), Иван Кобыльский (гобой), Арон Кьеза (кларнет), Симон Михалик (фагот), Мелани Ротман (гобой), Серджио Санчес (гобой) и Микаэла Спакова (фагот). Таким образом, численное преимущество пока получили кларнетисты, но Второй тур может внести свои существенные коррективы.

Третий день Первого тура получился самым продолжительным и насыщенным. Вместо положенных 16 участников, выступили 17 (из-за технических проблем с получением багажа, в котором были необходимые для игры аксессуары, жюри разрешило американскому гобоисту Максу Блэру выступить в третий день), а длительное совещание жюри оттянуло объявление итогов далеко за полночь.

Прослушивания по традиции открыл гобой (интересно, что всех трех гобоистов, бывших первыми в среду, четверг и пятницу жюри пропустила к дальнейшей борьбе). Выпускница Королевской академии музыки в Лондоне и Парижской консерватории Мэлани Ротман очень чисто и аккуратно сыграла положенную программу (Телеманн, Пуленк и Холигер), продемонстрировав высокую академическую манеру исполнения (из-за этого в современной пьесе немного не хватило драйва). Очень ярким оказался следующий за британкой венесуэлец Серджио Санчес. В его руках гобой то заставлял немного покачиваться в ритме барочной Фантазии  № 10 Телеманна (легкие синкопы, ненавязчиво выделенные музыкантом создавали впечатление чуть ли не свинга), то сосредоточенно медитировать на звучащую бурдоном ноту «си» в Секвенции  VII Берио, а то застывать перед тонкой, с налетом старины,  сонатой Камилла Сен-Санса (Серджио оказался единственным, который выбрал именно это произведение для первого тура). Фаготист Юрий Радзевич, выпускник петербургской школы, привлек на свое выступление целую группу болельщиков. Требуемый концерт Моцарта и минорный «Ноктюрн» Чайковского, были исполнены плотным, «темным» звуком, продемонстрировав, прежде всего, кантилену. Однако больше повезло следующему за Юрием поляку с той же программой Симону Михалику, начавшему выступление с Чайковского, и ушедшего потом на просторы моцартовского концерта, сыгранного очень мягко и певуче.  

Португальский кларнетист Сержио Пирес, представил романтизированного Моцарта (первая часть Концерта KV 622) и слегка салонного Чайковского (до диез минорный Ноктюрн) мягко филируя звук, растворяясь в чуть слышном, но хорошо осязаемом пианиссимо. Фаготист Арсений Шкапцов в своем выступлении пошел на смелый эксперимент, вставив в моцартовский концерт собственную джазовую каденцию. Результат получился необычным и по-своему убедительным, доказывающим, что художественное время не имеет границ. А вот молодая кореянка Джису Чон, продолжившая ряд мастерски владеющих фаготом девушек, трактовала Моцарта больше в лирическом ключе, слегка утяжелив финал характерными «приседающими» штрихами. Завершившая дневную сессию венгерская флейтистка Ливия Дулеба неожиданно начала свое выступление с виртуозного Цыбина (Концертное аллегро № 2), чтобы потом лучше сосредоточиться на Бахе, получившимся у Ливии аристократичным и благородным.

Петербуржец Федор Чернышов также представил на флейте осмысленного и логически выстроенного Баха, а вот в Цыбине музыканту не совсем удалось справиться с волнением. Киму Брайену, флейтисту из далекой Австралии, волнение также не пошло на пользу, в партите Баха в самом начале у музыканта сбилось дыхание, а в виртуозной пьесе его «заносило» на высоких нотах и верхушках фраз. Француженка Лола Дескур завершила ряд прекрасных фаготисток, представив цельный, немного эксцентричный образ. И Моцарт, и Чайковский прошли у нее, что называется «без сучка и задоринки». Гобоист, артист Мариинского оркестра, Алексей Федоров ярко и образно сыграл фантазию Телеманна, погрузившись затем в сумрачный мир Сонаты Анри Дютийе (начало произведения с характерными «ползучими» интонациями даже напомнило слегка «Колыбельную» из «Песен и плясок смерти» Мусоргского).

Настоящий восторг у зрителей вызвал кларнетист Сергей Елецкий, очень умно и по-театральному зримо исполнивший всю программу. Пьесы Стравинского развернули впечатляющую шкалу эмоций, от самоуглубленной меланхолии до безудержного причитания. А в «Русском танце» П.И. Чайковского развернулась целая драма со стремительным, увлекающим в стихию отчаянного танца финалом. Немец Александр Кример показал больше хорошую академическую выучку, чем захватывающую харизму. Московский кларнетист Алексей Вовченко сосредоточился в своей интерпретации на ритмической четкости (особенно это было явно в Стравинском), а вот по тембру ему не всегда удавалось найти нужный благородный оттенок, в результате чего «Русский танец» Чайковского оказался больше похож на «Чардыш» с открытым и пронзительным звуком. Японская флейтистка Шино Саито заставила музыку Баха действительно струиться подобно ручейку, найдя в общем-то неспешный общий темп и не отклоняясь от него ни на йоту. Виртуозный Цыбин получился у азиатской артистки благородным, с восточной гармонией чувств и интеллекта. Американский гобоист Макс Блэр завершил конкурсные прослушивания Первого тура. Мягкий, красивый звук, приятный на тихих нюансах тембр оттеснили программу, однако силы и соответствующего драматизма артисту не хватало.

Прослушивания Второго тура продлятся еще два дня в том же концертом зале «Репино», а в воскресенье вечером станут известны имена финалистов.  

Георгий Ковалевский