Биография

Творческое наследие Петра Ильича Чайковского стало неотъемлемой частью современной жизни. Его музыка, органически связанная с народным мелосом, с музыкальными жанрами и бытом своей эпохи, оказалась подлинно интернациональной и не подвластной влиянию времени. Она завоевала мировое признание, являясь с одной стороны символом русского национального музыкального искусства, с другой — примером универсальности наиболее важных человеческих мыслей и чувств, получивших ясное и доступное каждому воплощение в музыке.

Творчество Чайковского охватило практически все музыкальные жанры, во главе с ведущими и самыми масштабными — оперой и симфонией. В них наиболее полно и ярко отразился внутренний мир художника, фокусировавшего внимание на сложных движениях души, раскрывающихся в острых драматических столкновениях. И вместе с тем, одной из главных особенностей его стиля стала лирика, выраженная в красоте мелодий и находящая непосредственный отклик у слушателя.

«Я желал бы всеми силами души, чтобы музыка моя распространилась, чтобы увеличивалось число людей, любящих ее, находящих в ней утешение и подпору.»

Эти слова Петра Ильича Чайковского как нельзя лучше поясняют смысл его творчества, заключавшийся в том, чтобы «правдиво, искренне и просто» говорить о самом главном, о том, что составляет суть жизни любого человека.

Мечта Чайковского о том, чтобы число людей, находящих в его музыке «утешение и подпору», сбылась. Как национальный праздник в 1940 году отмечалось столетие композитора. С этого времени его имя носят Московская консерватория и Концертный зал Московской филармонии. Через 18 лет в столице прошел первый Международный конкурс имени Чайковского, ставший еще одним ярким свидетельством мировой славы великого русского композитора.

Не случайным видится и знаковое совпадение сегодняшнего дня: юбилейный XV конкурс проходит в год 175-летия П. И. Чайковского. В продолжение весенних торжеств в Москве, Санкт-Петербурге, Клину, Воткинске и других городах, конкурсу предстоит исполнить свою миссию — стать кульминационной точкой юбилейного года и войти в историю экстраординарным художественным Событием, открывшим миру новых звезд классического исполнительского искусства.

«Все, что дорого сердцу, — в Петербурге...»

Санкт-Петербург — город человеческого и музыкантского становления Чайковского. Ближе к концу его жизни он смирил перед гением свою имперскую гордость. Это объяснялось покровительством Александра III и, как следствие, было связано со сценой Императорского Мариинского театра.

Здесь состоялись премьеры «Спящей красавицы» и «Пиковой дамы», оперно-балетного диптиха «Иоланта» — «Щелкунчик», приуроченного к именинам цесаревича.

А сколько было менее эффектных, но не менее значительных событий — вплоть до мало кем понятой премьеры Шестой симфонии!

Детство Чайковского, которого восьмилетним привезли из Воткинска в Петербург, было бы самым обыкновенным, если бы не мучительная тоска по дому и не двухлетняя разлука с родителями, пришедшаяся на первые годы в Училище правоведения. Реконструированная Ниной Берберовой в книге «Чайковский. История одинокой жизни» (1936) сцена расставания с матерью (вошедшая во многие биографии Чайковского и фильмы о нем) оставила в тени другой факт: за началом разлуки следовало счастливое воссоединение семьи. В 1852 году Чайковские переселились в Петербург. В Косом переулке, на углу Фонтанки, напротив Училища правоведения, была квартира тетки со стороны матери — Екатерины Андреевны Алексеевой. Чайковский вспоминал, как часто мать приходила туда и ждала у окна, выходящего в Косой переулок, а он, пробравшись в угловую спальню IV класса, не мог наглядеться на свою обожаемую «мамашеньку». Через два года, в июне 1854 года мать Чайковского умерла от холеры.

Из Училища правоведения, которое Чайковский окончил в 1859 году, его путь лежал в василеостровские линии, в дома родственников, на Невский проспект, в Александринский театр. Позднее — из классов Бесплатной музыкальной школы и консерватории, располагавшихся во флигеле особняка Демидова на углу Демидова переулка и Мойки, — в Лештуков переулок к отцу и братьям, в театральную ложу на премьеру «Юдифи» Серова, в Михайловский зал на концерты Русского музыкального общества. В эти годы память Чайковского впитывает настроения и образы, которые много лет спустя проявятся как в самых лирических («Ромео и Джульетта», «Евгений Онегин»), так и самых трагических («Пиковая дама», Шестая симфония) его произведениях.

Оенью 1861 года после первой заграничной поездки Чайковский писал сестре:

«...Ты не поверишь, как я был глубоко счастлив, когда возвратился в Петербург! Признаюсь, я питаю большую слабость к российской столице. Что делать? Я слишком сжился с ней. Все, что дорого сердцу, — в Петербурге, и вне его жизнь для меня положительно невозможна.»

Слова эти нередко воспринимают слишком буквально — так, выдающийся хореограф Джордж Баланчин говорил:

«По сущности своей музыки Чайковский — петербуржец, как петербуржцами были Пушкин и Стравинский».

Однако привязанность Чайковского к Петербургу — лишь часть общей картины: подлинные петербуржцы, композиторы «Могучей кучки», всегда воспринимали его как москвича. Случайности и закономерности, на рубеже 1850-1860-х годов объединившие под знаменем «Новой русской музыкальной школы» столичного эрудита Стасова, провинциального вундеркинда Балакирева, доктора медицины Бородина, офицера преображенца Мусоргского и будущего морского офицера Римского-Корсакова, Чайковского не коснулись. Его закружил в своей орбите Антон Рубинштейн — звезда музыкального Петербурга, основатель первой в России консерватории. Его общественный темперамент и миссионерский размах нашли отклик у Чайковского с его замкнутой натурой и одержимостью музыкой.

Москва — город Чайковского

Безграничный масштаб знаний Рубинштейна музыканта соседствовал с ограниченностью Рубинштейна-педагога. Высокопарную искренность рассуждений о Моцарте («Да! Божественное творчество, все залитое светом!») сменяла дидактика мнений о Гайдне («Я его слышу говорящим на венском жаргоне!»). В какое негодование учителя привела увертюра «Гроза» (1864), где Чайковский использовал запрещенные для ученических сочинений арфу, английский рожок, тубу, большой барабан и тарелки! А за неявку разволновавшегося студента на выпускной концерт Рубинштейн чуть не лишил Чайковского диплома «свободного художника». Но было и неподдельное восхищение, например, двумястами контрапунктическими вариациями, однажды принесенными Чайковским в виде домашнего задания. И было главное — рекомендация Николаю Рубинштейну, давшая Чайковскому место профессора в новооткрываемой Московской консерватории.

После Петербурга — его европейской архитектуры, строгих уличных линий, декоративного изобилия и четких правил «застывшей» и «незастывшей» музыки — купеческая Москва вошла в жизнь Чайковского как город отступления от правил.

В водовороте московской жизни были пережиты блистательные озарения, найдены искренние привязанности, воспитаны верные последователи.

Не обошлось и без опасных, внушенных иллюзиями творчества, заблуждений вроде неудачной женитьбы на Антонине Милюковой. И все же Москва оказалась городом Чайковского.

Работа в консерватории раскрепостила Чайковского, разбудив в нем критика и художника, наделенного страстным слогом и верой в себя. Достаточно вспомнить его отповедь Николаю Рубинштейну, который Первый фортепианный концерт посчитал слишком сложным и неудобным для пианиста. Чайковский процедил, что «напечатает концерт в том виде, в каком он находится теперь». Мнение пришлось менять самому Рубинштейну: четыре года спустя он исполнил этот концерт с огромным успехом. Петербургская премьера произведения состоялась 1 ноября 1875 года в симфоническом собрании Русского музыкального общества. Играл профессор Густав Кросс, дирижировал Эдуард Направник.

Самым дальновидным слушателем оказался 18-летний москвич Сергей Танеев. В письме знакомым он сообщил: «Вас всех поздравляю с первым русским фортепианным концертом, написал его Петр Ильич».

В Петербурге Чайковский сочинять не мог. В укрытии московской жизни за 12 лет им было создано многое. В доме на Кудринской площади (сейчас там расположен Культурный центр Чайковского) он работал над Второй симфонией, симфонической фантазией «Буря», музыкой к драме Островского «Снегурочка» и другими сочинениями.

В Москве были написаны Первая симфония, оперы «Опричник», «Кузнец Вакула», «Евгений Онегин», в набросках — Четвертая симфония. В Москве были созданы и сожжены оперы «Воевода» и «Ундина».

Ближайшее окружение Чайковского составляли Николай Рубинштейн, критик Николай Кашкин, виолончелист и инспектор консерватории Карл Альбрехт, нотоиздатель Петр Юргенсон, молодой пианист и композитор Сергей Танеев. Более отдаленное — Александр Островский и Лев Толстой, артисты Малого и Большого театров. Одному из них, первому исполнителю партии Онегина, Чайковский подарил свою фотографию с трогательной надписью: «Павлу Акинфиевичу Хохлову от искренне любящего оригинала сего портрета». 18 марта 1958 года в день открытия Первого конкурса Чайковского этот портрет был напечатан в газете «Советская культура».

В Москве музыкальные идеи приходили к Чайковскому со «свежей силой морального открытия». Будущая музыка принимала разнообразные, живые и обворожительные формы под впечатлением момента. Заказ фортепианного цикла «Времена года» петербургским издателем Бернардом предполагал ежемесячную публикацию каждой пьесы в журнале «Нувеллист». Чисто рекламный трюк образца 1876 года требовал от автора календарной пунктуальности, а не вдохновения. Автор задание «перевыполнил». Примерно тогда же Чайковский подступался к «Евгению Онегину». Сочинять оперу он начал со сцены «Письма Татьяны» (Чайковский называл ее сценой «Татьяны с няней»), сомневаясь поначалу в успехе «лирических сцен». Но в сомнениях сосуществуют скромность с самоуверенностью:

«Хорошо ли, худо ли я пишу, но несомненно одно — это то, что я пишу по внутреннему и непоборимому побуждению. Я говорю на музыкальном языке, потому что мне всегда есть что сказать. Я пишу искренно...»

Искренность Чайковского наполняла его музыку откровениями. Современники воспринимали это как вызов нормативной эстетике. Подобная же искренность чувств подружила Чайковского и с вдовой крупного железнодорожника Надеждой фон Мекк. Переписка между ними длилась 14 лет. Общеизвестно и меценатское участие этой женщины в судьбе Чайковского. Деяния спасительницы Надежды Филаретовны укрепляли позиции композитора в жизни и в творчестве. Но они же, в конечном счете, и оторвали Чайковского от Москвы.

Свободный художник

В последние годы жизнь композитора не была привязана ни к Петербургу, ни к Москве: одним из важных условий для творчества стала «перемена мест». После гор Швейцарии Чайковского тянуло на равнины Италии, потом в Россию, затем снова за границу. Впрочем, постепенно Чайковский привязывался к подмосковным селениям Майданово и Фроловское. В 1891 году после краткой поездки в Петербург композитор признался кузине Анне Мерклинг:

«Такое удовольствие быть в городе, где никого, решительно никого не нужно посещать и у себя принимать, точно будто турист, иностранец, совершенно свободно фланирующий по стогнам Северной Пальмиры, которая, между прочим, удивительно хороша летом».

К этому времени Чайковский был уже всемирно известен. Он был главой московского отделения Русского музыкального общества, по его рекомендации директором Московской консерватории назначили Танеева — «музыкальную совесть России». Признание Петербургом выражалось в императорской стипендии, которую выхлопотал директор императорских театров Иван Всеволожский, и теперь уже в регулярных оперных и балетных премьерах на мариинской сцене. Выказанное в 1882 году изумление по поводу оперы «Мазепа»:

«Прежде, бывало, мне приходилось хлопотать, просить, делать несноснейшие визиты к театральным тузам, дабы опера была принята и поставлена. Теперь, без всякого с моей стороны аванса, обе дирекции — и петербургская, и московская — с каким-то непостижимым рвением хватаются за мою оперу»

Визиты Чайковского на Неву стали более частыми, но кратковременными. В 1892 году он поселился в 80 км от Москвы на окраине Клина, арендовав дом местного адвоката. Намерение выкупить жилье в собственность уже после смерти композитора осуществил его брат Модест Чайковский. Ныне там располагается Государственный музей-заповедник «Дом Чайковского в Клину».

Мечтаю, если Бог продлит век, жить по 4 месяца зимой в Петербурге, в меблированной квартире, а остальное в своем клинском домишке", — строил планы Чайковский в письме к близкой родственнице.

Чайковский умер 25 октября 1893 года в петербургской квартире Модеста напротив бывшего особняка Наталии Петровны Голицыной — реального прототипа пушкинской «Пиковой дамы». Несколькими днями раньше, 16 октября, он дирижировал в Петербурге Шестой симфонией, о которой Владимир Стасов написал: «Она — не что иное, как страшный вопль отчаяния и безнадежности, как будто говорящий мелодиею своего финала: «Ах, зачем на свете жил я!..».

Поглощенность бездной была составляющей искусства Чайковского, но не исчерпывала его. В красоте прошлых времен Чайковский распознал меланхолию нарождающегося модерна. В русском стиле — языческие черты, позже расцветшие в балетах Стравинского и Прокофьева. Слепотой и прозрением Иоланты воспел «Свет Божественный творенья». А предсмертным безумием Германа («Что наша жизнь — игра!..») заново объяснил смысл шекспировской формулы «Весь мир — театр, и люди в нем — актеры». По сути, вся мировая культура — не только русская — оказалась в фокусе искусства Чайковского. Своей неисчерпаемостью оно по-прежнему манит к себе, и в ХХI веке много сообщая сердцу и уму.